В Государственном Большом концертном зале имени Салиха Сайдашева состоялся концерт-приношение Камилю Сен-Сансу. За происходящим на сцене наблюдал обозреватель «Казанского репортера».
В этом году мир отметит столетие со дня смерти великого французского композитора, музыкального критика, пианиста, органиста и дирижёра Камиля Сен-Санса. А прошлый год прошёл под знаком его 185-летия со дня рождения. Говоря о заслугах Сен-Санса, специалисты считают своим непременным долгом отметить, что он мастерски поддерживал равновесие между консервативными концепциями и свежими идеями. Казанские меломаны смогли в очередной раз убедиться в этом лично.
Репертуар, который вынесли на афишу музыканты Государственного симфонического оркестра РТ, не нов ни для них, ни для их постоянных слушателей. И Алжирская сюита, ор. 60, и Концерт №1 для виолончели с оркестром ля минор, op. 33, и Симфония № 3 до минор «Органная», ор. 78, и даже исполненная на бис Вакханалия из оперы Камиля Сен-Санса «Самсон и Далила» неоднократно звучали в исполнении татарстанских симфоников со сцен лучших концертных залов с различными солистами. Но разве встреча со старыми друзьями менее радостна, чем «поездка в неизведанное»?
Художественный руководитель и главный дирижёр Государственного симфонического оркестра РТ, народный артист России и Татарстана Александр Сладковский был в приподнятом настроении. Неспешно дойдя до подиума, он легко поднялся на возвышение, поклонился залу и, развернувшись лицом к оркестрантам, почти не медля, слегка шевельнул палочкой.
Вязкие густые звуки первых тактов Алжирской сюиты поползли над залом. «Вид на Алжир» – так названа первая из четырёх частей сюиты – хорошо описан самим композитором: «С палубы корабля, ещё покачиваемого медленными волнами, открывается панорама города Алжира. Слышны разные смешивающиеся между собою звуки, среди которых различается возглас: “Иль Аллах! Мухаммад расул Аллах!”. С последним взмахом дирижёрской палочки корабль бросает якорь в порту». Сладковский, как настоящий импрессионист, тончайшей фиксацией мимолётных впечатлений таинственной темой у виолончелей рисует покачивание корабля на воде, но вот звук растёт, усиливается, громада корабля наплывает на нас, «шум» скрипичных прорывает «возглас» медных духовых, беглой переменчивостью звуковых образов маэстро пытается уловить ускользающее мгновение настроение момента и вместе с восточными мотивами в воздухе тончайшими ароматами плывут мелодии, рождаемые деревянными духовыми, обрывающиеся мощным падением якоря у причала.
Вторая часть – «Мавританская рапсодия» – передаёт атмосферу одного из многочисленных мавританских кафе старого города. Сладковский добивается от оркестра пленительной обворожительности звучания: в изящество скрипок и альтов вторгается чувственность и безудержность флейт и барабанов. Видения в духе Энгра перерастают в «Вечерние грёзы» – третью часть сюиты – и вот уже под пальмами оазиса, в благоухающей ночи, слышатся издалека любовная песня струнных и ласковый припев флейты. Однако среди красок базара и мавританских кафе всё явственнее слышен марш французского гарнизона, воинственные звуки которого разительно отличаются от причудливых ритмов и томных мелодий Востока. Четвёртая часть сюиты – «Французский военный марш» – вновь возвращает нас из мира эротических видений в суровую реальность Алжира. Маэстро преображается – резкость и импульсивность его движений окончательно уводит нас из сказочной таинственности Магриба: перед глазами встают картины забавных игрушечных солдатиков с торжественной серьёзностью патрулирующих недавно завоёванные края. Так покорение Алжира и объявление его в 1848 году территорией Франции нашло своё отражение в произведении Камиля Сен-Санса, написанном тридцать два года спустя.
– Очень красивая сюита, какая-то игрушечная, – доверительно признаётся Александр Витальевич. – Совершенно разноплановые четыре части: балетная история, образы, искры, брызги шампанского и в то же время невероятно красивые лирические эпизоды. Сен-Санс был и остаётся для меня одним из великих романтиков.
Я понимаю посыл маэстро Сладковского, но, с другой стороны, в творчестве этого француза настолько сильны и классицистские черты, и конструктивистские начала, и стилизаторские тенденции, более типичные для XX века, нежели XIX… Нет, определённо этот композитор вне всяческих стандартных классификаций.
После перестановки на сцене Государственного Большого концертного зала имени Салиха Сайдашева остаётся едва ли не половина симфонического оркестра. Рядом с подиумом дирижёра возникает ещё один – для солиста. Сегодня в Концерте №1 для виолончели с оркестром ля минор эту роль исполняет Рустам Комачков.
Справочники сообщают, что он родился в семье выдающегося контрабасиста, народного артиста России Рифата Комачкова и с семи лет начал играть на виолончели. Но, вообще-то, он музыкант в третьем поколении: дедушка, Курбан Мустафаевич, был пианистом, контрабасистом, аранжировщиком, папа, Рифат Курбанович, – контрабасист, работавший вместе с Валерием Гергиевым в концертах Оркестра мира. Да и инструмент этот в его жизни появился не сразу: Рустам Рифатович начинал как пианист, но потом родители – папа – решили, что судьбой их сына должна стать виолончель. Зато теперь одни его титулы с трудом умещаются на афише. Впрочем, его имя любому меломану говорит само за себя, без дополнительных атрибуций.
Рустам Комачков, обладающий виртуозностью, артистизмом и прекрасным звуком, считается одним из самых одарённых виолончелистов своего поколения. Казанская публика уже хорошо знакома с его творческим потенциалом, однако в этот приезд музыкант смог удивить даже искушённых меломанов.
– Виолончельный концерт Сен-Санса – это один из наших главных виолончельных концертов, – говорит Рустам Рифатович. – Его играют как большие мастера, так и студенты консерватории. Но я раньше никогда его не исполнял. И я счастлив, что это случилось именно здесь вместе с маэстро Сладковским и вашим оркестром.
Это произведение Камиля Сен-Санса уже с премьерного своего исполнения 19 января 1873 года на концерте в Парижской консерватории привлекло новизной и, в то же время, удивительной стройностью формы, виртуозностью, которая нигде не переходит грань естественных возможностей инструмента, чуткой и одновременно яркой оркестровкой, а главное, завораживающим мелодическим богатством романтической музыки.
Романтически взволнованный строй музыки концерта с чрезвычайно беспокойным началом весьма необычен для построения концерта. Вместо традиционного оркестрового вступления произведение начинается с одного короткого аккорда оркестра, затем виолончель следует за основным мотивом и вскоре и оркестр, и солист обмениваются контрмелодиями, «зовут» друг друга и «отвечают» друг другу. Это бурное вступительное движение приводит к короткому, но очень оригинальному менуэту. Виолончель Рустама Комачкова звучала ярко, крупно, внятно, с бесподобно красивой кантиленой, вступая в изящный «дуэт» со струнными и деревянными духовыми. Камиль Сен-Санс завершает концерт представлением совершенно новой идеи для виолончели. Солист постоянно находится на драматическом и музыкальном переднем плане, а оркестр создаёт мерцающий фон. Такая музыка чрезвычайно требовательна к виолончелистам, но Рустам Комачков с честью выдержал свой экзамен исполнением фаворита великих виолончелистов-виртуозов.
Маэстро Сладковский – предельно аккуратен в каждом своём движении, но внутреннее напряжение всё равно прорывается, несколько резких взмахов дирижёрской палочкой и музыка обрывается также внезапно, как и началась.
– В Первом концерте есть совершенно воздушная лёгкость, которая вообще свойственна Сен-Сансу, его фактуре, его слышанию оркестра, – уточняет Александр Витальевич. – Этот концерт скорее камерный, но он невероятно многоплановый. В нём живёт сразу несколько совершенно фантастических мотивов, интонаций, мелодий. Чередования, импульсы, лирические нежные эпизоды – всё это и придаёт ему определённый шарм.
Второе отделение – Симфония № 3 до минор. В оригинальном авторском варианте её название звучит так – Symphonie № 3 en ut mineur avec orgue, Симфония № 3 до минор с органом. Мы же обычно называем её Органной симфонией.
Камиль Сен-Санс безумно любил играть на органе и очень уверенно чувствовал себя за этим инструментом. Почти двадцать лет он служил в роскошном храме Святой Марии Магдалины – Eglise de la Madeleine, который находится в самом центре Парижа, активно импровизируя на инструменте – по нотам композитор играл только тогда, когда плохо себя чувствовал.
Евгения Кривицкая, солировавшая в этот вечер, от нот не отступает вне зависимости от своего состояния. Органист, музыкальный критик, педагог, доктор искусствоведения, профессор кафедры истории зарубежной музыки Московской государственной консерватории имени Петра Ильича Чайковского, ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания, главный редактор журнала «Музыкальная жизнь» и основатель единственного в России специализированного журнала «Орган» – вот далеко не полный перечень достоинств Евгении Давидовны, удивительно красивой женщины и увлекательного собеседника.
К сожалению, орган такой инструмент, что не позволяет любоваться внешними проявлениями мастерства исполнителя, так, как например, изяществом пианиста или виолончелиста, или скрипача… Выход из-за кулис, поклон, исчезновение за инструментом, мощь низвергающихся или возносящихся звуков и снова выход из-за инструмента и поклон. Вот нехитрый алгоритм поведения органиста, наблюдаемый из зала.
На это раз он особенно мешал: раздумья, выраженные в музыкальных образах, наверняка наложили свой отпечаток и поведение органиста за инструментом.
Образное содержание Симфонии настолько многогранно, что о нём спорили и современники, и исследователи творческого наследия Сен-Санса более поздних времён. Да и форма этого произведения весьма необычна: хотя она следует традиционной четырёхчастной структуре, исполнители делят её на две части. Впрочем, и сам композитор признавался, что намерен создать новый тип Симфонии – двухчастный.
После медленного вступления темп и напряжение в музыке нарастает, беспокойство струнных и деревянных духовых ведёт то к печальному самосозерцанию, то к тревожному смятению духа, но тихое и строгое звучание органа успокаивает их, уравновешивая эмоциональные терзания сосредоточенной молитвой.
– Как виртуозно удалось Сен-Сансу соединить орган и оркестр в своей Третьей симфонии, – восхищается маэстро Сладковский. – Для меня это – эталон. Сочинений для такого состава, конечно, не так много, если сравнивать с фортепианным или скрипичным репертуаром. Но не забывайте, что орган – действительно «король инструментов».
Евгения Кривицкая настолько понимает, чувствует инструмент, что звучание органа сливается с оркестром в единое могучее картинное полотно. «Царственное» доминирование её инструмента выражается отнюдь не в подавлении других инструментов оркестра, а в более мудром, что ли, изложении музыкальной темы: омрачения и терзания симфонического оркестра прерывались светлым мажорным аккордом органа. В его интонациях проявляется и полифоническое фугальное письмо, и короткая пасторальная интерлюдия, и звучание фанфар, и отголоски колоколов.
– Я видела, как маэстро переживает эту музыку, какую энергию вкладывает Александр Витальевич в оркестр. Это просто потрясающе. И музыка от этого стала гораздо более эмоциональной, вдохновенной. Она зазвучала совершенно по-другому, поднялась на более высокий уровень, – говорит после концерта Евгения Давидовна.
– Сладковский великий и потрясающий дирижёр, а его оркестр просто мирового уровня. Это огромное счастье находиться с ним на одной сцене. От него исходит такая невероятная энергетика и заряд радости. Такое редко можно испытать. Это огромное счастье, – вторит ей Комачков.
Уже в эту пятницу Государственный симфонический оркестр РТ под руководством маэстро Сладковского повторит концерт-приношение Камилю Сен-Сансу на сцене московского концертного зала имени Петра Ильича Чайковского в рамках собственного двадцать второго ежегодного абонемента Московской государственной академической филармонии. Вот только партию виолончели там исполнит Александр Рамм.
Зиновий Бельцев.
